Л. Н. Толстой о влиянии христианской религии на детскую душу

А. И. Дворянскому.

1899 г. Декабря 13. Москва
.
Александръ Ивановичъ,

Получивъ ваше письмо, я тотчасъ же рѣшилъ постараться наилучшимъ образомъ отвѣтить на вопросъ первой, самой первой важности, который вы мнѣ ставите, и который, не пере­ставая, занимаетъ меня, но разныя причины до сихъ поръ задержи­ вали, и только теперь я могу исполнить ваше и мое желаніе.
.
Съ того самаго времени — 20 лѣтъ тому назадъ — какъ я ясно увидалъ, какъ должно и можетъ счастливо жить человѣче­ство и какъ безсмысленно оно, мучая себя, губитъ поколѣнія зa поколѣніями, я все дальше и дальше отодвигалъ коренную причину этого безумія и этой погибели: сначала представлялось этой причиной ложное экономическое устройство, потомъ госу­ дарственное насиліе, поддерживающее это устройство; теперь же я пришелъ къ убѣжденію, что основная причина всего — это ложное религіозное ученіе, передаваемое воспитаніемъ.
.
Мы такъ привыкли къ этой религіозной лжи, которая окру­жаетъ насъ, что не замѣчаемъ всего того ужаса, глупости и же­стокости, которыми переполнено ученіе церкви; мы не замѣ­чаемъ, но дѣти замѣчаютъ, и души ихъ неисправимо уродуются этимъ ученіемъ.
.
Вѣдь стоитъ только ясно понять то, что мы дѣлаемъ, обучая дѣтей, такъ называемому, закону Божію, для того, чтобы ужаснуться на страшное преступленіе, совершаемое такимъ обученіемъ. Чистый, невинный, необманутый еще и еще не обманывающій ребенокъ приходить къ вамъ, къ человѣку пожившему и обладающему или могущему обладать всѣмъ знаніемъ, доступнымъ въ наше время человѣчеству, и спрашиваетъ о тѣхъ основахъ, которыми долженъ человѣкъ руководиться въ этой жизни.
И что̀ же мы отвѣчаемъ ему?
Часто даже не отвѣ­чаемъ, а предваряемъ его вопросы такъ, чтобы у него уже былъ готовъ внушенный отвѣтъ, когда возникнетъ его вопросъ.
.
Мы отвѣчаемъ ему на эти вопросы грубой, несвязной, часто про­сто глупой и, главное, жестокой еврейской легендой, которую мы передаемъ ему или въ подлинникѣ, или, еще хуже, своимисловами.
.
Мы разсказываемъ ему, внушая ему, что это святая истина то, что̀, мы знаемъ, не могло быть и что̀ не имѣетъ для насъ никакого смысла, что 6000 лѣтъ тому назадъ какое-то странное, дикое существо, которое мы называемъ Богомъ, вздумало сотворить міръ, сотворило его и человѣка, и что че­ ловѣкъ согрѣшилъ, злой Богъ наказалъ его и всѣхъ насъ за это, потомъ выкупилъ у самого себя смертью своего сына, и что наше главное дѣло состоитъ въ томъ, чтобы умилостивить этого Бога и избавиться отъ тѣхъ страданій, на которыя онъ обрекъ насъ.
.
Намъ кажется, что это ничего и даже полезно ребенку, и мы съ удовольствіемъ слушаемъ, какъ онъ повторяетъ всѣ эти ужасы, не соображая того страшнаго переворота, незамѣт­наго намъ, потому что онъ духовный, который при этомъ со­вершается въ душѣ ребенка. Мы думаемъ, что душа ребенка — чи­стая доска, на которой можно написать все, что̀ хочешь.
.
Но это неправда, у ребенка есть смутное представленіе о томъ, что есть то начало всего, та причина его существованія, та сила, во власти которой онъ находится, и онъ имѣетъ то самое высокое, неопре­дѣленное и невыразимое словами, но сознаваемое всѣмъ суще­ствомъ представленіе объ этомъ началѣ, которое свойственно разумнымъ людямъ. И вдругъ вмѣсто этого ему говорятъ, что начало это есть ничто иное, какъ какое-то личное самодурное и страшно злое существо — еврейскій богъ.
.
У ребенка естьсмутное и вѣрное представленіе о цѣли этой жизни, которую онъ видитъ въ счастіи, достигаемомъ любовнымъ общеніемълюдей. Вмѣсто этого ему говорятъ, что общая цѣль жизни есть прихоть самодурнаго Бога, а что личная цѣль каждаго чело­вѣка — это избавленіе себя отъ заслуженныхъ кѣмъ-то вѣчныхъ наказаній, мученій, которыя этотъ Богъ наложилъ на всѣхъ людей.
.
У всякаго ребенка есть и сознаніе того, что обязанности человѣка очень сложны и лежатъ въ области нравственной.

Ему говорятъ вмѣсто этого, что обязанности его лежатъ пре­имущественно въ слѣпой вѣрѣ, въ молитвахъ — произнесеніи извѣстныхъ словъ въ извѣстное время, въ глотаніи окрошки изъ вина и хлѣба, которая должна представлять кровь и тѣло Бога. Не говоря уже объ иконахъ, чудесахъ, безнравственныхъ разсказахъ библіи, передаваемыхъ какъ образцы поступковъ, также какъ и объ евангельскихъ чудесахъ и обо всемъ без­нравственномъ значеніи, которое придано евангельской исто­piи.
.
Вѣдь это все равно, какъ если бы кто-нибудь составилъ изъ цикла русскихъ былинъ съ Добрыней, Дюкомъ и др. съ при­ бавленіемъ къ нимъ Еруслана Лазаревича цѣльное ученіе и преподавалъ бы его дѣтямъ какъ разумную исторію. Намъ ка­ жется, что это неважно, а между тѣмъ то преподаваніе, такъ называемаго, закона Божія дѣтямъ, которое совершается среди насъ, есть самое ужасное преступленіе, которое можно только представить себѣ.
Истязаніе, убійство, изнасилованіе дѣтей ничто въ сравненіи съ этимъ преступленіемъ.
.
Правительству, правящимъ властвующимъ классамъ нуженъ этотъ обманъ, съ нимъ неразрывно связана ихъ власть, и потому правящіе классы всегда стоять за то, чтобы этотъ обманъ произ­водился надь дѣтьми и поддерживался бы усиленной гипнотиза­ціей надь взрослыми; людямъ же, желающимъ не поддержанія ложнаго общественнаго устройства, а, напротивъ, измѣненія его, и, главное, желающимъ блага тѣмъ дѣтямъ, съ которыми они вхо­дятъ въ общеніе, нужно всѣми силами стараться избавить дѣтей отъ этого ужаснаго обмана. И потому совершенное равнодушие дѣтей къ религіознымъ вопросамъ и отрицаніе всякихъ религіоз­ныхъ формъ безъ всякой замѣны какимъ-либо положительнымъ религіознымъ ученіемъ все-таки несравненно лучше еврейско-­церковнаго обученія, хотя бы въ самыхъ усовершенствованныхъ формахъ.
.
Мнѣ кажется, что для всякаго человѣка, понявшаго все значеніе передачи ложнаго ученія за священную истину, не можетъ быть и вопроса о томъ, что ему дѣлать, хотя бы онъ и не имѣлъ никакихъ положительныхъ религіозныхъ убѣжде­ній, которыя онъ бы могъ передать ребенку. Если я знаю, что обманъ — обманъ, то, ни при какихъ условіяхъ, я не могу говорить ребенку, наивно, довѣрчиво спрашивающему меня, что извѣстный мнѣ обманъ есть священная истина.
.
Было бы лучше, если бы я могъ отвѣтить правдиво на всѣ тѣ вопросы, на которые такъ лживо отвѣчаетъ церковь, но если я и не могу этого, я все-таки не долженъ выдавать завѣдомую ложь за истину, несомнѣнно зная, что отъ того, что я буду держаться истины, ничего кромѣ хорошаго произойти не можетъ. Да, кромѣ того, несправедливо то, чтобы человѣкъ не имѣлъ бы чего ска­ зать ребенку, какъ положительную религіозную истину, кото­рую онъ исповѣдуетъ. Всякій искренній человѣкъ знаетъ то хорошее, во имя чего онъ живетъ. Пускай онъ скажетъ это ре­бенку, или пусть покажетъ это ему, и онъ сдѣлаетъ добро и навѣрное не повредитъ ребенку.
.
Я написалъ книжку, называемую Христіанское ученіе, въ которой я хотѣлъ сказать какъ можно проще и яснѣе то, во что̀ я вѣрю. Книга эта вышла недоступною для дѣтей, хотя я имѣлъ въ виду именно дѣтей, когда писалъ ее.
.
Если же бы мнѣ нужно было сейчасъ передать ребенку сущ­ность религіозного ученія, которое я считаю истиной, я бы ска­залъ ему, что мы пришли въ этотъ міръ и живемъ въ немъ не по своей волѣ, а по волѣ того, что̀ мы называемъ Богомъ, и что поэтому намъ будетъ хорошо только тогда, когда мы будемъ исполнять эту волю. Воля же состоитъ въ томъ, чтобы мы всѣ были счастливы. Для того же, чтобы мы всѣ были счастливы, есть только одно средство: надо, чтобы каждый поступалъ съ другими такъ, какъ онъ желалъ бы, чтобы поступали съ нимъ.
.
На вопросъ же о томъ, какъ произошелъ міръ, что ожидаетъ насъ послѣ смерти, я отвѣчалъ бы на первый признаніемъ своего невѣденія и неправильности такого вопроса (во всемъ буддійскомъ мірѣ не существуетъ этого вопроса); на второй же отвѣчалъ бы предположеніемъ о томъ, что воля призвавшаго насъ въ эту жизнь для нашего блага ведетъ насъ куда-то черезъ смерть, вѣроятно, для той же цѣли.
.
Очень радъ буду, если выраженныя мною мысли пригодятся вамъ.
.
Левъ Толстой.

13 Декабря 1899.